Неточные совпадения
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского
народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне
густые, темные
толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
Лютов был явно настроен на скандал, это очень встревожило Клима, он попробовал вырвать руку, но безуспешно. Тогда он увлек Лютова в один из переулков Тверской, там встретили извозчика-лихача. Но, усевшись в экипаж, Лютов, глядя на
густые толпы оживленного, празднично одетого
народа, заговорил еще громче в синюю спину возницы...
Вот любо-то! Вот радость! Не в
народе,
В
густой толпе, из-за чужой спины,
Снегурочка смотреть на праздник будет, —
Вперед пойдет. И царь, и люди скажут:
Такой четы на диво поискать!
Ровно в девять часов на церкви
загудел большой колокол, и
народ толпами повалил на площадь.
По улице во весь дух проскакал губернаторский ординарец-казак и остановился у церкви; всем встречающимся по дороге верховой кричал: «Ступайте назад в церковь присягать новому императору!»
Народ, шедший врассыпную, приостановился, собрался в кучки, пошел назад и, беспрестанно усиливаясь встречными людьми, уже
густою толпою воротился в церковь.
Недалеко от стен фабрики, на месте недавно сгоревшего дома, растаптывая ногами угли и вздымая пепел, стояла
толпа народа и
гудела, точно рой шмелей. Было много женщин, еще больше детей, лавочники, половые из трактира, полицейские и жандарм Петлин, высокий старик с пушистой серебряной бородой, с медалями на груди.
День похорон был облачен и хмур. В туче
густой пыли за гробом Игната Гордеева черной массой текла огромная
толпа народа; сверкало золото риз духовенства, глухой шум ее медленного движения сливался с торжественной музыкой хора архиерейских певчих. Фому толкали и сзади и с боков; он шел, ничего не видя, кроме седой головы отца, и заунывное пение отдавалось в груди его тоскливым эхом. А Маякин, идя рядом с ним, назойливо и неустанно шептал ему в уши...
Эта
толпа глухо колыхнулась и
загудела, когда Осип Иваныч ворвался в самый центр и с неистовым криком принялся разгонять
народ.
Кругом стояла
густая толпа запершегося в монастыре
народа и тоже плакала над раннею могилкой раба божия Анфима.
В церкви среди
толпы народа я узнавал и своих крестьян и прифрантившихся дворовых. Много было
густых приглаженных волос уже не белых, а от старости с сильно зеленоватым оттенком. При сравнительно дальнем переходе по холодной ночи в церковь, нагретую дыханием
толпы и сотнями горящих свечей, дело не обошлось без неожиданной иллюминации. Задремавший старик поджег сзади другому скобку, и близко стоящие бабы стали шлепать горящего по затылку, с криком: «Дедушка, горишь! Дедушка, горишь!»
В доме Измайловых был нестерпимый холод: печи но топились, дверь на пяди не стояла: одна
густая толпа любопытного
народа сменяла другую.
Когда возвращались из церкви, то бежал вслед
народ; около лавки, около ворот и во дворе под окнами тоже была
толпа. Пришли бабы величать. Едва молодые переступили порог, как громко, изо всей силы, вскрикнули певчие, которые уже стояли в сенях со своими нотами; заиграла музыка, нарочно выписанная из города. Уже подносили донское шипучее в высоких бокалах, и подрядчик-плотник Елизаров, высокий, худощавый старик с такими
густыми бровями, что глаза были едва видны, говорил, обращаясь к молодым...
Храм, разумеется, не вмещал и сотой доли собравшегося
народа; видимо-невидимо людей сплошною массою стояло вокруг церкви, но чуть увидали одр и носящих, все
загудели: «расслабого несут, чудо будет», и вся
толпа расступилась.
По ломаной линии досок, набросанных тут и там, медленно двигалась вереница людей, согнувшись над тачками, нагруженными камнем, и навстречу им шла другая с порожними тачками, шла медленно, растягивая одну минутку отдыха на две… У копра стояла
густая пестрая
толпа народа, и в ней кто-то протяжно тенором выпевал...
Изба Демьяна была полна
народу и, прежде чем Фекла достигла «красного угла», где дребезжал, как струна бойкого шерстобита, голос старостихи, она должна была протискаться сквозь
густую толпу баб, девок, ребят, мужиков.
Так же, как и тогда наяву, кругом них гремела и
гудела необозримая
толпа народа, запрудив меж двумя мостами всю набережную Фонтанки, все окрестные улицы и переулки; так же, как и тогда, вынесло Семена Ивановича вместе с пьянчужкой за какой-то забор, где притиснули их, как в клещах, на огромном дровяном дворе, полном зрителями, собравшимися с улиц, с Толкучего рынка и из всех окрестных домов, трактиров и кабаков.
Народ густыми толпами валил к церкви и от церкви.
В Летнем саду гремело несколько оркестров музыки и кишмя кишела
густая, празднично-пестрая
толпа.
Народу столклось, что называется, видимо-невидимо.
Не много
народа в собор прошло, меньше того в напольную, чуть-чуть побольше в единоверческую, зато
густыми толпами повалил
народ в дома келейниц.
Густой толпой повалил
народ за носилками, пошли и чиновные люди.
Солнце поднялось уже над избами и жгло. Ветер стал горячим. В знойном воздухе повисла угнетающая тоска, когда дрожащий
народ густой толпой окружил Степана и Марью… Видели, понимали, что здесь убийство, и глазам не верили. Степан обводил мутными глазами
толпу, скрежетал зубами и бормотал бессвязные слова. Никто не брался связать Степана. Максим, Семен и Манафуилов стояли в
толпе и жались друг к другу.
Народ уже отхлынул из Успенского собора. Средина церкви была почти пуста. У иконостаса, справа, служили на амвоне молебны, спешно, точно вперегонку. Довольно еще
густая толпа, больше всех из простонародья, обступила это место и толкалась к иконостасу. Пучки свечей на паникадилах бледно мигали, голоса пели жидко и торопливо. По церкви взад и вперед бродили богомольцы, глазея на стенную живопись. Изредка показывались монах или служка и лениво шли к паперти.
— Пожар, пожар! — вскоре раздались крики по всей прибрежной части Замоскворечья, и
толпы народа сбежались со всех сторон на пустырь, среди которого стояла объятая пламенем изба «басурмана и чародея». Черные
густые клубы дыма то и дело прорезывались широкими языками красного пламени, с жадностью лизавшими сухое дерево избы.
Они счастливо миновали двор, выбежали за ворота и пустились бегом по улице, но вдали показались бегущие им навстречу
толпы народа и они были принуждены свернуть в переулок, оканчивающийся
густою рощею. Чтобы схорониться хотя на время, они вбежали в самую чащу.
Он долго лежал, и тьма стала
гуще и чернее, когда далеко впереди послышались голоса, смех, хрустение сучков под ногами, и ясно стало, что идет много молодого и веселого
народа. И все это надвигалось
толпою веселых звуков и стало совсем близко.